Павел Каракозов

газета «Земные огни»

 

 

Неизвестные пути творчества

(интервью с Олегом Сурковым)

 

 

Приблизительно пол года назад на одном из концертов в клубе «Иволга» я познакомился с творчеством легендарного Олега Суркова – отца-основателя таких проектов, как «Тише пчёл», «Незверье» и «Палево» (в «Палево», кстати, ударение ставится на первом, а не на предпоследнем слоге, как считают некоторые). Ошеломленный услышанным, я попытался взять у Олега интервью, но все мои старания были напрасными – в абсолютном молчании на меня смотрели очень добрые, полные глубины и ума глаза человека, путешествующего только по одному ему понятной дороге.

Спустя пол года я снова вернулся к идее интервью, на этот раз Олег был более расположен к беседе.

 

Место действия: тихий московский дворик. 2003г, начало лета, кажется май.

Скрипят качели от ветра, из окна пятиэтажки  доносится плач.

 

Олег Сурков: Очень люблю это место…

Павел Каракозов: Интересное... А тот стол, он что – из пня?

О.С.: Да, здесь когда-то дубы росли, при социализме их коммуняки спилили.

П.К.: Вот, кстати: чем объяснить твою нелюбовь к коммунистам?

О.С.:Я вообще не люблю политику, просто разным временным периодам свойственны разные нестандартные действия господ, стоящих у власти. При социализме, допустим, ломали культурное наследие предыдущих поколений – крошили церкви, рубили деревья и делали из пней столики для игры в домино, взамен навязывая свою новую культуру. Я не говорю что это плохо, я до сих пор с трепетом отношусь к творениям соцреализма, вот, допустим, от этого дворика я вообще иногда в трепетный ужас впадаю… Я хочу сказать, что странные действия чинуш через поколения вырастают в не менее странные последствия.

П.К.: Ага, кажется понял! Посадил семечко пшеницы, а вырос чертополох. И ты, как зеркало, отражаешь эту реальность в песнях?

О.С.(смеется): Ну нет! Мои песни не об этом. Хотя, если вдуматься, то и для таких мыслей всегда найдется полочка в закоулках сознания. Я просто люблю все странное и пытаюсь выражать эти странности в своем творчестве.

П.К.: А о коммуняках, о пнях, о двориках  есть что-нибудь в твоей коллекции?

О.С.: Есть у нас такая песня – «Ночная клятва», там один старик ночью приходит к первому секретарю Обкома связывает и прячет в церкви, которую на следующее утро должны взорвать. Ну и говорит – ты, мол, паскуда, наше прошлое разрушаешь, вот и не будет тебе светлого будущего. И секретарь всю ночь томится в подвале и на него смотрят иконы и он с ними разговаривает, рассказывает о Гражданской войне, о Первой Конной, о ранении, о гибели товарищей. А потом, ближе к утру, откуда-то приходит маленький светловолосый мальчик и говорит: «Дядя, если не станешь взрывать цЕркву (в песне так и поется – «церкву», это старообрядческое слово), если прикажешь солдатам не рвать шаткие стены и золоченые купола, то я тебя развяжу. Только ты поклянись так, чтобы я тебе поверил, а иначе пеплом кровавым станешь». Ну, секретарь и клянется, клянется загадочной ночной клятвой, именами погибших друзей и знаменем Первой Конной, что спасет церковь от разрушения.

Мальчик его развязывает и секретарь в панике выскакивает на улицу, а там уже солдаты закладывают динамитные шашки и воронье кружит, и в воздухе запах пота и папирос. Секретарь бежит к солдатам и что есть мочи кричит: «Рвите её! Рвите эту адову церковь!» Ну, дальше все взрывается, солдаты ликуют, секретарь доволен и уезжает домой.

Едет он через весь город на трамвае, только на душе у него как-то неспокойно. Нарушил он свою загадочную клятву, замарал обагренный кровью товарищей кумач Первой Конной. И небо ему на грудь серым дождем давит, и трамвай ползет как истомленная жаждой лисица к воде во время июльского зноя.

Выходит секретарь Обкома на какой-то остановке, бредет непонятно куда, в какой-то дом заходит, хочется ему как червю спрятаться в какую-нибудь щель подальше от людских глаз. Приходит он в себя уже на чердаке среди старинного хлама и пыли и вдруг видит перед собой запрещенные религиозные книги. «Ага! – в порыве гнева кричит секретарь – сатанинское чтиво! В печь! В печь!» Судорожно ищет по карманам спички и уже подносит горящее пламя к книгам, как вдруг останавливается пораженный зрелищем: на обложке одной из книг изображено лицо того мальчика, что его спас.

П.К.: А как называлась книга?

О.С.: «Детство Андрея Рублева».

П.К.: Ни хуя себе! Мощный финал!

 

Неловкая пауза. Мимо проходит кошка с пушистым выводком рыжих котят.

 

 

О.С.: Вот, это – Машка. (зовет): Маш-Маш-Маш!

 

Кошка опасливо обходит нас стороной.

 

О.С.: Тебя испугалась. Помню, кстати, странный случай с этой кошкой. Прошлой зимой гуляли мы здесь с Крыгиным после Музея Кино. И вот идем, а нам навстречу эта кошка (я еще не знал, что ее Машкой зовут). Идет и жалобно мяучит. Я думаю – потерялась, потом вижу вроде что-то странное за ней волочится, как будто мантия, а потом поближе подошел и меня аж холодом пробрало. Короче, какой-то подонок привязал к ней очень много длинных шерстяных ниток, ну наверное целый клубок извел. А ведь шерсть воду очень хорошо впитывает, а на улице сыро. И вот кошка с этими нитками бегала, и нитки впитывали в себя все больше и больше, и уже под конец кошка почти совсем не могла двигаться. Я не знаю что с ней было бы, если б мы с Крыгиным ее не встретили! И она еще к нам сама потянулась, ткнулась мордочкой мне в ладони, мне даже показалось, что она плачет…

П.К.: А почему ты решил, что нитки к кошке кто-то привязал? Может она сама...

О.С.: Сама их завязала?  На морские узлы, да?

П.К.: Как на морские узлы?

О.С.: Ты слушай. Когда мы стали кошку распутывать, то там каждая нить была очень хитро завязана на узел, который просто так не развязывался. А Крыгин в школе ходил на кружок морского дела, вот он в этих узлах какие-то там двойные шкоты и опознал.

Ну а дальше было просто. Домов здесь не так много, все друг друга знают и мы очень быстро нашли того морячка, который кошку мучил. Тварь, сорок лет мужику, бывший капитан дальнего плаванья, его из Морфлота за пьянство вышибли, он кажется пьяный ехал на такси, у таксиста стал руль вырывать, короче такси женщину насмерть задавило. Только его почему-то не посадили, ну законы у нас ебанутые, ты сам знаешь. Вот, а теперь он пьет беспробудно и периодически алкоголь ему крышу срывает.

П.К.: Ну и чем все закончилось?

О.С.: А что мы могли сделать? Ну, пошли с Крыгиным и пизды ему вломили как следует, что мы еще-то можем? Теперь он вроде поспокойнее стал.

П.К.: Ладно, давай попытаемся теперь поговорить о музыке. Точнее – о путях творчества. Есть ли какие-то закономерности в их выборе?

О.С.: Ну, начать можно с того, что выбирают скорее они нас, чем мы их. Или же выбор может произойти по обоюдному согласию. Но никак, подчеркиваю – НИКАК И НИКОГДА мы не должны считать, что целиком и полностью пришли к этому сами. Я всегда учитываю факт, что на том или ином пути я оказываюсь благодаря каким-то обстоятельствам, не обязательно зависящим только от меня.

П.К.: Ну, а если ты на нем оказался, то часто возникает желание с него уйти?

О.С.: Это опять же зависит от многих факторов. Ведь ты не станешь отрицать, что в разные временные интервалы, переход с одного пути на другой при одинаковых исходных параметрах может закончится совершенно по-разному?

П.К.: Так значит, каким-то образом нужно пытаться просчитывать варианты? Иследовать?

О.С.: Надо меньше париться на эту тему. И если уж исследовать, то внутри себя, просчет вариантов здесь ни к чему не приведет.

П.К.: А наша жизнь? Что о ней думаешь? Люди рождаются, ходят на работу...

О.С.: Социум что ли? Пожалуй, это как горная река с множеством притоков, есть некий общий стержень по которому движется основная масса воды, есть притоки. Мне притоки исследовать больше нравиться.

П.К.: При этом у тебя есть какая-нибудь конкретная цель?

О.С.: А какая цель, скажем, у альпиниста? Что он, на гору ради вершины лезет? Да он по пути столько для себя найдет и откроет, столько увидит и поймет, что может быть на всю жизнь хватит. Цель… На вершине будет ветер и коньяк из фляжек, будет флажок с эмблемой того государства, которое ты представляешь… А вот дальше будет дорога обратно, и снова много интересных ситуаций, кондуктор под фонарем, качающийся от дождя, покер в привокзальной гостинице при свечах, залитые летним солнцем улицы и овчарка, которая будет коситься на твои лыжи. Может быть ты увидишь, как на черепичных крышах играют голуби, а по вечерам фонтаны дарят каштанам капли огня… Ты понимаешь, вершина – всего лишь звено из цепочки, а вот сама цепь в целом, для меня по крайней мере, представляет большую ценность, особенно если эта цепь ведет к какому-то велосипедному колесу.

П.К.: Я не помню, ты разве увлекаешься велоспортом?

О.С.: Да нет, с чего бы?.. Просто, когда твоя жизнь сложилась в какую-то цепь, да ты еще видишь, что эта цепь помогает движению какого-то другого механизма (не обязательно колеса, это же может быть маятник, шестерня или подъемный мост), вот тогда ты действительно чего-то стоишь.

П.К.: А как ты считаешь, любой ли человек может сочинять стихи, музыку?

О.С.: При определенных условиях АБСОЛЮТНО любой! Другое дело, что зачастую он сам загоняет себя в такие рамки, в которых ему просто приходиться выживать. Или же, его туда загоняют. Наверное, неспособность творить – следствие слабохарактерности, причем слабохарактерность тоже может быть навязанной, знаешь, когда возможности человека занижают всякие слабохарактерные идиоты: «Ты обычный, будь таким же как все»… Но изначально человек потенциально способен к творческому саморазвитию. Возьми хотя бы детей, видел когда-нибудь серых детей, лишенных фантазии? Просто со временем ребенок становится серым взрослым, вообще, много серости стало в людях при всей развитости цивилизации.

П.К.: Как думаешь, может проталкивать в массы какую-нибудь продвинутую литературу? Книги, брошюры?

О.С.: Да уже все это давным-давно написано и издано.

П.К.: А что ты можешь посоветовать почитать? Ну мне, допустим. Допустим, я не развитый нетворческий человек, что мне почитать?

О.С.: Я считаю, что наибольший смысл заключен в наиболее простых и светлых вещах. Начни хотя бы с «Русских народных сказок».

П.К.: Ну и напоследок, что бы ты хотел пожелать читателям нашей газеты?

О.С.(удивленно): Газеты? Это что же – интервью? Я думал мы просто так с тобой разговариваем! Ха-ха-ха!

 

 

май 2003г.